Зима была лютой, а я не люблю холода -
Продрог от мороза под ветром почти, что до слёз.
На площади - праздник. Гулянье, оркестр, детвора...
А сбоку у парка сидел замерзающий пёс.
Лохматый и старый, и, видимо, очень больной -
Таким доживал он недолгий собачий свой век,
Смотрел в одну точку, качая большой головой,
Пытаясь улечься на жгучий нетающий снег.
А люди жалели - ну как тут бедняжке помочь?
Не брать же домой здоровенного этого пса!
И было понятно - сегодня последняя ночь,
Которой не будет ни края, ни дна, ни конца...
Динамик вещал на всю площадь стихи о войне,
Несли ветераны гвоздики в озябших руках,
И гладил февраль стылым ветром его по спине,
И инеем цвёл на его длинношерстных боках.
Походные кухни. Улыбки. Недолгий парад.
Шары в поднебесье. Топтанье на месте и гул.
Я каши принёс: ты поел бы хоть чуточку, брат...
Но он отвернулся и, мне показалось, вздохнул.
Мальчишка заплакал - с совком и лопаткой малыш,
Совсем ещё кроха, а тоже ведь понял - беда...
И птицы взлетели со снежно-засиженных крыш,
Как будто пытались всей стаей прогнать холода.
Принёс кто-то тонкий и порванный сбоку картон -
Ложись-ка сюда, это всё же теплее, чем лёд...
Я думал о тех стариках, что бездомны как он,
О тех, кто не нужен и этой зимою умрёт...
Прошёл целый месяц, а следом - и пара недель,
Весна припозднилась, и ночью нет-нет, да мело,
Но как ни крути, это был настоящий апрель.
И плюс за окошком. И где-то в 6.30 - светло.
Пичуг щебетанье котов посводило с ума,
А если не пасмурно - солнышко греет всерьёз,
И кажется все улыбаются, даже дома,
И весь этот город, и даже бродяжка - барбос...
Я встал словно вкопанный.
Выдохнул.
Снова вдохнул -
Тот самый!
Лохматый!
Живой!
Да ещё наяву!
Он ткнулся в ладонь мне, хвостом чуть заметно вильнул...
Стоял я счастливый, хоть толком не знал почему.
