15
«Напрасно
в бешенстве, порой,
Я
рвал отчаянной рукой
Терновник,
спутанный плющом:
Всё
лес был, вечный лес кругом,
Страшней
и гуще каждый час;
И
миллионом черных глаз
Смотрела
ночи темнота
Сквозь
ветви каждого куста…
Моя
кружилась голова;
Я
стал влезать на дерева;
Но
даже на краю небес
Всё
тот же был зубчатый лес.
Тогда
на землю я упал;
И
в исступлении рыдал,
И
грыз сырую грудь земли,
И
слезы, слезы потекли
В
нее горючею росой…
Но
верь мне, помощи людской
Я
не желал… Я был чужой
Для
них навек, как зверь степной;
И
если б хоть минутный крик
Мне
изменил – клянусь, старик,
Я
б вырвал слабый мой язык.
16
«Ты
помнишь детские года:
Слезы
не знал я никогда;
Но
тут я плакал без стыда.
Кто
видеть мог? Лишь темный лес,
Да
месяц, плывший средь небес!
Озарена
его лучом,
Покрыта
мохом и песком,
Непроницаемой
стеной
Окружена,
передо мной
Была
поляна. Вдруг по ней
Мелькнула
тень, и двух огней
Промчались
искры… и потом
Какой-то
зверь одним прыжком
Из
чащи выскочил и лег,
Играя
навзничь на песок.
То
был пустыни вечный гость —
Могучий
барс. Сырую кость
Он
грыз и весело визжал;
То
взор кровавый устремлял,
Мотая
ласково хвостом,
На
полный месяц, – и на нем
Шерсть
отливалась серебром.
Я
ждал, схватив рогатый сук,
Минуту
битвы; сердце вдруг
Зажглося
жаждою борьбы
И
крови… да, рука судьбы
Меня
вела иным путем…
Но
нынче я уверен в том,
Что
быть бы мог в краю отцов
Не
из последних удальцов.
|
