Песнь восемнадцатая
Круг
четвертый (продолжение)
1
Закончил речь наставник мой высокий
И мне глядел в глаза, чтобы узнать,
Вполне ли я постиг его уроки.
4
Я, новой жаждой мучимый опять,
Вовне молчал, внутри твердил: «Не
дело
Ему, быть может, слишком докучать».
7
Он, как отец, поняв, какое тлело
Во мне желанье, начал разговор,
Чтоб я решился высказаться смело.
10
И я: «Твой свет так оживил мне взор,
Учитель, что ему наглядным стало
Все то, что перед ним ты распростер;
13
Но, мой отец, еще я знаю мало,
Что есть любовь, в которой всех
благих
И грешных дел ты полагал начало».
16
«Направь ко мне, – сказал
он, – взгляд своих
Духовных глаз, и вскроешь заблужденье
Слепцов,[774] которые ведут других.
19
В душе к любви заложено стремленье,
И все, что нравится, ее влечет,
Едва ее поманит наслажденье.
22
У вас внутри воспринятым живет
Наружный образ, к вам запав – таится
И душу на себя взглянуть зовет;
25
И если им, взглянув, она пленится,
То этот плен – любовь; природный он,
И наслажденьем может лишь скрепиться.
28
И вот, как пламень кверху устремлен,
И первое из свойств его – взлетанье
К среде, где он прочнее сохранен,[775] –
31
Так душу пленную стремит желанье,
Духовный взлет, стихая лишь тогда,
Когда она вступает в обладанье.
34
Ты видишь сам, как истина чужда
Приверженцам той мысли сумасбродной,
Что, мол, любовь оправдана всегда.
37
Пусть даже чист состав ее природный;
Но если я и чистый воск возьму,
То отпечаток может быть негодный».
40
«Твои слова послушному уму
Раскрыли суть любви; но остается
Недоуменье, – молвил я
ему. –
43
Ведь если нам любовь извне дается
И для души другой дороги нет,
Ей отвечать за выбор не придется».
46
«Скажу, что видит разум, – он в
ответ. –
А дальше – дело веры; уповая,
Жди Беатриче, и обрящешь свет.
49
Творящее начало, пребывая
Врозь с веществом в пределах
вещества,
Полно особой силы, каковая
52
В бездействии незрима, хоть жива,
А зрима лишь посредством проявленья;[776]
Так жизнь растенья выдает листва.
55
Откуда в вас зачатки постиженья,
Сокрыто от людей завесой мглы,
Как и откуда первые влеченья,
58
Подобные потребности пчелы
Брать мед; и нет хвалы, коль взвесить
строго,
Для этой первой воли, ни хулы.
61
Но вслед за ней других теснится
много,
И вам дана способность править суд
И делать выбор, стоя у порога.
64
Вот почему у вас ответ несут,
Когда любви благой или презренной
Дадут или отпор, или приют.
67
И те, чья мысль была проникновенной,
Познав, что вам свобода врождена.
Нравоученье вынесли вселенной.
70
Итак, пусть даже вам извне дана
Любовь, которая внутри пылает, –
Душа всегда изгнать ее вольна.
73
Вот то, что Беатриче называет
Свободной волей;[777] если б речь зашла
О том у вас, пойми, как подобает».
76
Луна в полночный поздний час плыла
И, понуждая звезды разредиться,
Скользила, в виде яркого котла,
79
Навстречу небу,[778] там, где солнце мчится,
Когда оно за Римом для очей
Меж сардами и корсами садится.[779]
82
И тень, чьей славой Пьетола[780]
славней
Всей мантуанской области пространной,
Сложила бремя тяготы моей.
85
А я, приняв столь ясный и желанный
Ответ на каждый заданный вопрос,
Стоял, как бы дремотой обуянный.
88
Но эту дрему тотчас же унес
Внезапный крик, и показались тени,
За нами обегавшие утес.
91
Как некогда Асоп или Исмений[781]
Видали по ночам толпу и гон
Фивян во время Вакховых радений,
94
Так здесь несутся, огибая
склон, –
Я смутно видел, – в вечном
непокое
Те, кто благой любовью уязвлен.
97
Мгновенно это скопище большое,
Спеша бегом, настигло нас, и так,
Всех впереди, в слезах кричали двое:
100
«Мария в горы устремила шаг,[782]
И Цезарь поспешил, кольнув Марсилью,
В Испанию, где ждал в Илерде враг».[783]
103
«Скорей, скорей, нельзя любвеобилью
Быть вялым! – сзади общий крик
летел. –
Нисходит милость к доброму усилью».
106
«О вы, в которых острый пыл вскипел
Взамен того, как хладно и лениво
Вы медлили в свершенье добрых дел!
109
Вот он, живой, – я говорю
нелживо, –
Идет наверх и только солнца ждет;
Скажите нам, где щель в стене
обрыва».
112
Так встретил вождь стремившийся
народ;
Одна душа сказала, пробегая:
«Иди за нами и увидишь вход.
115
Потребность двигаться у нас такая,
Что ноги нас неудержимо мчат;
Прости, наш долг за грубость не
считая.
118
Я жил в стенах Сан-Дзено[784] как
аббат,
И нами добрый Барбаросса правил,
О ком в Милане скорбно говорят.[785]
121
Одну стопу уже во гроб поставил
Тот, кто оплачет этот божий дом,
Который он, имея власть, ославил,
124
Назначив сына, зачатого злом,
С душой еще уродливей, чем тело,
Не по уставу пастырствовать в нем».[786]
127
Толпа настолько пробежать успела,
Что я не знаю, смолк он или нет;
Но эту речь душа запечатлела.
130
И тот, кто был мне помощь и совет,
Сказал: «Смотри, как двое там, зубами
Вцепясь в унынье, мчатся им вослед».[787]
133
«Не раньше, – крик их слышался
за нами, –
Чем истребились те, что по дну шли,
Открылся Иордан пред их сынами.[788]
136
И те, кто утомленья не снесли,
Когда Эней на подвиг ополчился,
Себя бесславной жизни обрекли».[789]
139
Когда их сонм настолько удалился,
Что видеть я его уже не мог,
Во мне какой-то помысел родился,
142
Который много всяких новых влек,
И я, клонясь от одного к другому,
Закрыв глаза, вливался в их поток,
145
И размышленье претворилось в дрему.
|
