Песнь восьмая
Третье
небо – Венера – Любвеобильные
1
В погибшем мире[1211] веровать привыкли,
Что излученья буйной страсти льет –
Киприда, движась в третьем эпицикле;[1212]
4
И воздавал не только ей почет
Обетов, жертв и песенного звона
В былом неведенье былой народ,
7
Но чтились вместе с ней, как мать –
Диона,
И Купидон – как сын; и басня шла,
Что на руки его брала Дидона.[1213]
10
Той, кем я начал, названа была
Звезда, которая взирает страстно
На солнце то вдогонку, то с чела.[1214]
13
Как мы туда взлетели, мне неясно;
Но что мы – в ней, уверило меня
Лицо вожатой, став вдвойне прекрасно.
16
Как различимы искры средь огня
Иль голос в голосе, когда в движенье
Придет второй, а первый ждет, звеня,
19
Так в этом свете видел я круженье
Других светил, и разный бег их мчал,
Как, верно, разно вечное их зренье.[1215]
22
От мерзлой тучи ветер не слетал
Настолько быстрый, зримый иль
незримый,
Чтоб он не показался тих и вял
25
В сравненье с тем, как были к нам
стремимы
Святые светы, покидая пляс,
Возникший там, где реют серафимы.[1216]
28
Из глуби тех, кто был вблизи от нас,
«Осанна» так звучала, что томился
По этим звукам я с тех пор не раз.
31
Потом один от прочих отделился
И начал так: «Мы все служить тебе
Спешим, чтоб ты о нас возвеселился.
34
В одном кругу, круженье и алчбе
Наш сонм с чредой Начал[1217]
небесных мчится,
Которым ты сказал, в земной судьбе:
37
«Вы, чьей заботой третья твердь
кружится»;[1218]
Мы так полны любви, что для тебя
Нам будет сладко и остановиться».
40
Мои глаза доверили себя
Глазам владычицы и, их ответом
Сомнение и робость истребя,
43
Вновь утолились этим щедрым светом,
И я: «Скажи мне, кто вы», –
произнес,
Замкнув большое чувство в слове этом.
46
Как в мощи и в объеме он возрос
От радости, – чья сила умножала
Былую радость, – слыша мой
вопрос!
49
И, став таким, он мне сказал: «Я мало
Жил в дельном мире;[1219] будь мой век продлен,
То многих бы грядущих зол не стало.
52
Я от тебя весельем утаен,
В лучах его сиянья незаметный,
Как червячок средь шелковых пелен.
55
Меня любил ты, с нежностью не
тщетной:
Будь я в том мире, ты бы увидал
Не только лишь листву любви ответной.
58
Тот левый берег, где свой быстрый вал
Проносит, смешанная с Соргой, Рона,
Господства моего в грядущем ждал;[1220]
61
Ждал рог авзонский, где стоят Катона,
Гаэта, Бари, замкнуты в предел
От Верде к Тронто до морского лона.[1221]
64
И на челе моем уже блестел
Венец земли, где льется ток Дуная,[1222]
Когда в немецких долах отшумел;
67
Прекрасная Тринакрия, – вдоль
края,
Где от Пахина уперся в Пелор
Залив, под Эвром стонущий, мгляная
70
Не от Тифея, а от серных гор,[1223] –
Ждала бы государей, мной рожденных
От Карла и Рудольфа, до сих пор,
73
Когда бы произвол, для угнетенных
Мучительный, Палермо не увлек
Вскричать: «Бей, бей!» – восстав на
беззаконных.[1224]
76
И если бы мой брат предвидеть мог,
Он с каталонской жадной нищетою
Расстался бы, чтоб избежать тревог;[1225]
79
Ему пора бы, к своему покою,
Иль хоть другим, его груженый струг
Не загружать поклажею двойною:
82
Раз он, сын щедрого, на щедрость туг,
Ему хоть слуг иметь бы надлежало,
Которые не жадны класть в сундук».
85
«То ликованье, что во мне взыграло
От слов твоих, о господин мой, там,
Где всяких благ скончанье и начало,
88
Ты видишь, верю, как я вижу сам;
Оно мне тем милей; и тем дороже,
Что зримо вникшим в божество глазам.
91
Ты дал мне радость, дай мне ясность тоже;
Я тем смущен, услышав отзыв твой,
Что сладкое зерно столь горьким
всхоже».[1226]
94
Так я; и он: «Вняв истине одной,
К тому, чем вызвано твое сомненье,
Ты станешь грудью, как стоишь спиной.
97
Тот, кто приводит в счастье и
вращенье
Мир, где ты всходишь, в недрах этих
тел
Преображает в силу провиденье.
100
Не только бытие предусмотрел
Для всех природ всесовершенный Разум,
Но вместе с ним и лучший их удел.
103
И этот лук,[1227] стреляя раз за разом,
Бьет точно, как предвидено стрельцом,
И как бы направляем метким глазом.
106
Будь иначе, твердь на пути твоем
Такие действия произвела бы,
Что был бы вместо творчества –
разгром;
109
А это означало бы, что слабы
Умы, вращающие сонм светил,
И тот, чья мудрость их питать должна
бы.
112
Ты хочешь, чтоб я ближе разъяснил?»
И я: «Не надо. Мыслить безрассудно,
Что б нужный труд природу утомил».
115
И он опять: «Скажи, мир жил бы
скудно,
Не будь согражданином человек?»
«Да, – молвил я, – что
доказать нетрудно».
118
«А им он был бы, если б не прибег
Для разных дел к многоразличью
званий?
Нет, если правду ваш мудрец[1228]
изрек».
121
И, в выводах дойдя до этой грани,
Он заключил: «Отсюда – испокон
Различны корни ваших содеяний:[1229]
124
В одном родится Ксеркс, в другом –
Солон,
В ином – Мельхиседек, в ином –
родитель
Того, кто пал, на крыльях вознесен.[1230]
127
Круговорот природы, впечатлитель
Мирского воска, свой блюдет устав,
Но он не поглядит, где чья обитель.[1231]
130
Вот почему еще в зерне Исав
Несходен с Яковом,[1232] отец Квирина
Так низок, что у Марса больше прав.[1233]
133
Рожденная природа заедино
С рождающими шла бы их путем,
Когда б не сила божьего почина.[1234]
136
Теперь ты к истине стоишь лицом.
Но чтоб ты знал, как мне с тобой
отрадно,
Хочу, чтоб вывод был тебе плащом.[1235]
139
Природа, если к ней судьба нещадна,
Всегда, как и любой другой посев
На чуждой почве, смотрит неприглядно;
142
И если б мир, основы обозрев,
Внедренные природой, шел за нею,
Он стал бы лучше, в людях преуспев.
145
Вы тащите к церковному елею
Такого, кто родился меч нести,[1236]
А царство отдаете казнодею[1237];
148
И так ваш след сбивается с пути».
|
